— Итак, я вас слушаю, — сказал он. — Зачем вы так настойчиво рвались ко мне? Хотите узнать какие-то новые подробности? Но я ничего не знаю. Я вам об этом уже говорил. Тогда зачем? Считаете, что я должен был слышать, как там убивают пассажиров? Но я обычно крепко сплю. Если даже вы, профессиональный эксперт, не слышали ничего, то почему кто-то считает, что я мог услышать нечто особенное?
— Откуда вы узнали такие подробности про меня? — уточнил Дронго.
— Я немного понимаю по-немецки и слышал, как вас хвалили сотрудники полиции. Ну и прекрасно. Если вам нравится, можете остаться здесь и делать все, что вам заблагорассудится. А нас увольте. Завтра утром я надеюсь уехать отсюда. И меня никто не посмеет остановить. Достаточно и того глупого обстоятельства, что я поддался на ваши уговоры и потерял целый день в этом отеле. Плюс еще полторы сотни евро.
Как и все люди невысокого роста, он был прижимистым и скуповатым.
— Вы все еще не хотите осознать степень грозящей вам опасности, — печально сказал Дронго.
— Нет, это вы не хотите осознать, что нужно отпустить несчастных случайных свидетелей, которые так же случайно оказались в этом вагоне. Абсолютно случайно. И теперь вынуждены сидеть и ждать, пока сюда не придут убийцы. Ситуация просто катастрофически фантасмагоричная.
— Возможно, вы правы, — согласился Дронго. — Я могу узнать, кому вы звонили после того, как вам вернули ваш мобильный телефон?
— Лакшина уже успела рассказать, — усмехнулся Гаврилко. — Роскошная женщина. Только очень болтливая. Я звонил своему компаньону. Он сообщил мне, что они хотят поменять машины на нашем самом прибыльном участке, чтобы увеличить добычу вдвое. Но я против этого. Там и так все нормально работает, а покупка более дорогих машин сразу снизит себестоимость нашей продукции. Боюсь, что мой компаньон не воспринимает подобных объяснений. Он хочет выжать все и немедленно. А так бизнес делать нельзя, это знает любой, даже начинающий бизнесмен.
— И больше вы никому не звонили?
— Давайте посмотрю и вспомню.
Он достал свой телефон. Посмотрел исходящие звонки.
— Я еще звонил своему агенту во Франкфурт, — сообщил он, глядя на номера телефонов, — и последний звонок, примерно час назад, сделал своей маме. Вот, собственно, и все.
— А вам кто звонил?
— Сейчас тоже посмотрю. Входящие звонки. Два раза мой компаньон. Один раз журналист из Питера — они готовят статью о нашей работе на комбинате. И какой-то неизвестный мне номер. Человек позвонил и вежливо поинтересовался, где я хочу сидеть. В каком ряду. Я ничего не понял, а оказалась, что он звонит из оперы, предлагает мне билеты.
— И все?
— Конечно, все. Можете сами посмотреть мой аппарат. Мне нечего скрывать.
— Вы слышали про Георгия Цвераву?
— Я уже сто раз говорил всем, что никогда в жизни не слышал. И не знал ни его, ни его молодой жены. Или она не была его супругой?
— Нет, — ответил Дронго, — она была его убийцей.
— Не говорите глупостей, — испугался Гаврилко, — какой убийцей, если их обоих застрелили.
— Вы так думаете?
— Конечно. Я видел, как выносили их тела. Это было ужасно, просто ужасно.
— И вы больше ничего не видели?
— Не ловите меня за язык, — завизжал Гаврилко, — я уже всем говорил, что ничего не видел и не слышал. Неужели непонятно? Я так и написал в своей объяснительной.
— Вы понимаете, что сюда вместо меня могут прийти совсем другие люди. И они попытаются вытрясти из вас все, что вы знаете. И если сейчас у вас есть какая-то информация, которую вы скрываете, но которую я должен знать, то не нужно ее скрывать. Постарайтесь вспомнить и рассказать мне все, что вы знаете.
— Какой вы упрямый человек, — всплеснул руками Гаврилко. — Неужели вы ничего не понимаете? Я же вам сказал, что ничего не видел и ничего не знаю. И даже если меня начнут поджаривать на медленном огне или пытать электричеством, то и тогда я ничего не смогу рассказать.
— Ясно, — сказал Дронго, поднимаясь из кресла, — извините, что я вас отвлек. Вы уже обедали?
— Конечно. Здесь очень приличный ресторан, хотя и дорогой. Но я заказал себе грибы в устричном соусе, и мне их принесли. Вы никогда не пробовали грибы в устричном соусе?
— Нет, — ответил Дронго, подходя к двери. — Закройте дверь, — попросил он на прощание, — и никому ее не открывайте. Так будет лучше для вас.
— И не собираюсь. Это только вас я могу сюда пустить после пяти часов вечера. Больше сюда никто не войдет. До свидания. — Гаврилко протянул свою маленькую ладошку, и Дронго пожал ее, а затем вышел в коридор.
Он услышал, как за ним закрывается дверь. Из соседнего номера снова выглянул все тот же полицейский. И проводил его долгим взглядом. Дронго снова вернулся в свой триста четырнадцатый номер.
«Если один из них врет, то делает это весьма убедительно, — подумал Дронго, — ни женщина, ни мужчина не хотят ни в чем признаваться. Будем считать, что я им обоим поверил. Меня отметаем, осел не в счет, как говорилось в знаменитой комедии Гайдая. В данном случае я, как эксперт, должен верить им на слово. Тогда кто? Проводники? Ни в коем случае. Кто-то из поездной бригады? Тоже невозможно. Они все возвращаются обратно домой. Тогда кто же должен был помочь Брустиной в случае ее неудачи? Кто этот человек? Можно допустить, что так хорошо подготовленная операция могла провалиться из-за того, что Брустина могла просто проспать или заменившая ее женщина поскользнуться в тамбуре. Все это выглядит очень правдоподобно. К тому же серьезные люди, которые готовили это преступление, должны были понимать, что нельзя делать ставку на один-единственный вариант. Но тогда кто?»